Энгорн, городская площадь------>>

Лето. Вечер неумолимо клонится к ночи, солнце садится и жара сменяется легкой прохладой, дарующей отдохновение. Собираются облака, но до дождя еще очень далеко, буде он вообще пойдет.

Реальность стучала в висках тяжелой, ноющей болью. Изливающиеся, истекающие ядом ассоциации сновидки били по ее сознанию ворохом безумных видений, приговорив девушку к спотыкающейся, неровной походке.
- Гладко слишком, - еле слышно прошептала Сиаланта, стараясь идти ровнее, - Тихий шепот кажется уснувшим, но растения не спят, сквозь соки земные пропитаны злобой.
Здесь было слишком тихо. Люди, стекающиеся на городскую площадь в преддверии дозакатных гулянок, покидали парк ручейками уставших от отдыха колонн, оставляя использованные скамейки, в угоду любопытству и развлечениям.
Сновидка слышала журчанье ручья, представляя себе прямую как стрела линию с берегами лишь поначалу. Каждый плеск и каждый отзвук рождали в ее разуме все более точную картину изгибов, но для этого Сиаланте пришлось некоторое время выстоять на одном месте, оборвав контакт с Данной. Монах пыхтел где-то рядом, но сновидке уже было все равно.
- Отрезанные нити, - наконец радостно заключила она, повернувшись на голос госпожи Эрат, - это упоминалось в Мистериуме Эаннола и в позднем в преложении трактата Сребролиста, - контакт нельзя оборвать просто так, его нельзя вырезать и обособить, но можно сделать его ненужным. Вроде как отрезать руки или ослепить.
Она умолкла, проведя рукой по маске. Сглотнула и заговорила вновь, изменившимся голосом.
- Почему маску нельзя снять, госпожа Эрат? Познания процесс ограничен этим, но ведь эльфы подобные мне еще имеются у ваших друзей, - сновидка запнулась, приглаживая прядку, отбитую порывом ветра, щекочущую губы, - превышающие минимальный объем осколки стабилизировать не удастся надолго, если только... если не смогут кристалл побольше размером найти. Мало таких, очень мало быть может.
Куда больше? Ей был ясен ход мыслей тех, кто был подобен Абу, но Данна казалась своей, похожей на нее эльфийкой. Даже внешне.
Нельзя было сказать, что сновидка верила в то, что ее освободят от маски. Мысли Абу были категоричны и вряд ли в этом он пойдет на поводу у Эрат. Сиаланта знала ту грань, за которой заканчивалась слабьость ее мастера.
И больше всего на свете хотела свободы.

P.S. сорь что мало, но голова болит неимоверно)

Улыбка затаенного знания. Она или не знает или лжет, но сновидка не чувствует злости или презрения. Кажется, как будто все уже предсказано и предусмотрено, потому и продолжает течь песок в часах жизни, отмеряя время, что меняет мир. Даже если кому-то дано жить вечно.
А кто мерил вечность? Кто сказал, что будет длиться долго, а что - сгинет во мгновение ока Вселенной? Сиаланта недоуменно нахмурилась, дивясь собственным мыслям, что вели девушку по уж совсем отдаленным уголкам ассоциаций.
- Напротив, - прошептала сновидка, морщась от накатывающих волн боли, - приняла она всех рожденных в лоно свое и потому лишь не отступает природа, что частью себя вас осознает. Телепатия тому причиной или что еще, не ведаю я, но выжить трудно вам будет. Не отторгает вас мир, а поглощение им гибель разума обособленности несет.
Знания сам неслись в разум, сметающим все на своем пути ураганом врываясь в ее мысли и это было чертовски больно. И страшно.
Покачнувшись, сновидка присела, не чувствуя равновесия. Земля словно уходила из-под ног. НО уже через секунду стало легче и девушка выпрямилась.
- Госпожа Эрат, - тихо обратилась она,  - почему в Либру мне не дают пути? Запрет брата Абу неясен мне, коль скоро правилам подчиняться обязана я.
Словно в подтверждение своих слов, сновидка ощупала ошейник, болезненно сглотнув. Злые, кратковременные мысли о свободе обрисовали на коже сновидки алый намек на узор наказания - слишком бледный, чтобы причинить сильную боль, но разум прочистился достаточно быстро.
Что-то внутри сновидки ждало. Терпеливо и ненавязчиво восседая в глубине души, равнодушно взирая на страдания оболочки. Как будто уже разыграны были роли участия и начался спектакль, который изменит многое, если не все.
Уголки губ поползли вверх. Была ли сновидка чем-то особенным в безумном мире, была ли монстром или обычным существом? На этот вопрос могли бы ответить разве что те, кто создавал этот мир, полный нелепостей и совершенства.
И говорят они, монстр в каждом из нас есть и не един лик его, но сотен голов насчитывает. И первой головой идет гордыня ибо есть она в каждом, неисчислимы дети ее и незаметны соблазны грехопадения. Тяжел путь срубающего ее ибо отрасти она не замедлит, а тем, кто все же прижигает рану ядом, жить не долго. Рожденный есть суть уязвимое, без своих пороков.
Где звучали строки эти? В голове? В пустоте? В энергетических плетениях небытия Либры? Как сложно было дать ответ на этот вопрос, как сложно было понять, что в тебе настоящего, когда мир вокруг рушится словно карточный домик, сметая декорации знанием их бесполезности. Неосознанности.
Она не знала ответа.
- Осторожней, - тихо произнесла сновидка, глядя в сторону Данны невидящим взглядом спрятанныйх под маской глаз, - не судьбы бояться надо, но людей, что считают себя ею.
Уже в следующую секунду она уже непонимающе хныкала, проливая слезы нахлынувшей боли в этом безумном выходе из клетки. Сновидка слабо понимала происходящее, но переключатель уже повернулся, запуская процессы осмысления правды. Нельзя было остановить неизбежное.
Эльфы хотели свободы. Эльфы жаждали свободы. Эльфы были готовы терпеть даже красную боль... во имя свободы. Свободы от Рубедо.
Эльфы могли терпеть и это было куда сложнее.

Гнев блеснул яркой искоркой, когда монах принялся ее подгонять. Двояконастроенное сознание сновидки реагировало болезненно и проступившие на теле узоры, отливающие розоватым - не отрезвили ее. Она просто невидяще повернулась к монаху, бессильно скользя пальцами по ошейнику.
В следующую секунду сознание захлебнулось болью ее мыслей. Целая череда простых решений, от сопротивления до побега, отозвались в теле сновидке с ударной силой приливной волны, выбивая дыхание. Задыхаясь, Сиаланта упала на колени, сплевывая кровь из прокушенной губы. Ненависти в ней не было, лишь отчетливое осознание собственной глупости, вызвавшей бурю.
- Неправильно... это... - тяжело, прерывисто, вывалила она в воздух, преодолевая боль, - не делаю я... лишь познания...
Она осеклась. Как-то все стало вдруг безмолвно пустым, даже боль стихла гаснущим узором, когда она почувствовала изменения нитей. Все колебалось и дрожало на грани миров, слишком чувствительных к проявлениям кровавой магии. Глаза сновидки хотели видеть, но душа ее уже видела потоки энергий происходящего. Мало чем это могло помочь, лишь только уверив ее, что мастеру опасность грозила. И во второй раз перечить воле ошейника не могла сновидка.
- Осторожно! - выкрикнула она, глядя на брата Абу равнодушно.
Слова противоречили смыслу. Раны на теле монаха были достойны изучения и сновидка взирала за происходящим с бесстрастностью любопытной мошины, изучающей процесс. Она видела проявления мертвой магии много раз, но то было в грезах, смешанных с остаточными воспоминаниями мертвых душ. Магия крови редко оставляла свидетелей достаточно вменяемых.
Что-то происходило и происходило слишком быстро. Оглушенная болью оболочка вяло реагировала на происходящее, но та самая, страшная и холодная суть вдруг проснулась в душе, неумолимо регистрируя все происходящее, словно бы откладывая ее в ячейки памяти каждый звук, каждый шорох и каждый бросок Нитей.
Ее уже даже не интересовала госпожа Эрат, сновидка превратилась в сытую пантеру, следящую за боем ягуара и леопарда.
Смерть. Нити замерли и отозвались хрустальным звоном, но среагировавшее сознание метнулось хищным броском в то же мгновение. Раздвинув узоры реальности, проавливающиеся в небытие стихающими звуками.
***
Сияющее марево ослепительного света. Рвалось в глаза, привыкшие к тьме и сновидка невесомо улыбнулась, ощутив привычные эманации Либры. Никто не смог ей запретить разделить секунду начинающейся боли на целую вечность, чтобы успеть заглянуть за грань.
Маг корчился в судорогах, невредимый и беспомощный на песке солнечной пустыни странного голубого песка.
- Встань и иди, - прошептала сновидка ему на ухо, знакомые каждому Рубедовцу слова. Слова пробужденной веры.
Он замер на долгое мгновение осознания, скосив глаза на туман, плясавший перед ним. Вскочил и забормотал слова молитвы, шаря на груди в поисках амулета. Мертвым они ни к чему, но он еще не осознал касание крови.
Материализовываясь привычным для него обликом, удивленно взираешь на его личное изумление при виде тебя. Или - твоих крыльев. Проходит, кажется, вечно, прежде чем он осознает.
- Я - мертв? - дрожащий голос мага и сжимающиеся кулаки говорят о ворохе незаконченных дел где-то там, в безвременной яме гниющего Альтериона. Недовырезанные язвы, возможно.
- Еще нет, - улыбка беспечного ребенка не отвлекает и не нравится ему, как не нравятся рожденным вмешательства в ИХ жизнь, - но обратно тебе не вернуться.
- Ты можешь? Ты... - он осекается, когда ты отрицательно качаешь головой, печально глядя на него. Рожденные любят пафос, так почему не подарить им его в самый отчаянный миг последнего шага за грань привычной реальности? Куда он придет в итоге?
Слишком долго и слишком сложно описать дальнейшее. Материнскую ласку высасывающего соки воспоминаний существа, паразита, заботящегося о душе столь же трепетно, сколь и жадно.
И вот ответ, который тревожит душу тяжелой догадкой... что останется у него после тебя? Ничего. Пустой и непроглядный мрак того, чего уже никогда не было. Теперь его старая жизнь принадлежит тебе и пустая энергетическая сущность чистых принципов, возможно, еще вернется. Но даже ты уже ее не узнаешь. Обособленность ее потеряна навсегда, но будет изменена и воссияет заново в новых лучах солнца. Неважно где.
***
Пробуждение роняет во тьму Альтериона. Встречая такой жуткой болью, которую ты не в силах обороть, только и можешь что корчиться в судорогах, улыбаясь ей безумной, холодной улыбкой победительницы.
Дело закончено. Одно из многих.

Творившееся перед глазами Моргана вызывало у него усмешку и отторжение. У него не было ни коллег, ни друзей, никого, ради кого бы стоило рвать задницу. Да и этот случай явно не располагал к тому риску, чтобы бежать и кромсать ненавистного мага. Их там двое, а что ещё хуже, одна из них - целительница. Да и способности её будут побольше, бесполезно вступать в баталию магии - эту Рубедову шлюху нужно было глушить и резать. Убить не позволяли, но вот монаха помучить было бы забавно. Серафино обратил внимание на несчастную девчушку, которая и была целью вампира, сновидку, как оказалось на деле. В голове сразу мелькнули образы прошлого заточения, вызывая не самые приятные ощущения.
Чтобы успешно завершить задание, нужно было избавиться от монаха. Покуда эта тварь жива - не видать свободы девке. Или нового хозяина? Это не было делом Моргана, хотя то, что случится с очередным плевком эволюции, всё же, было интересным.
- Твои прихвостни и без меня закончат. Или перережут друг друга за чёртовы червонцы.
Морган снова посмотрел по сторонам и, не заметив никакой подоспевающей подмоги, явно заскучал. Что делать в каше, когда чужие марионетки рубят самих себя и плюшевых медведей?  Отблески магии крови, магии безумия, явно портили и Данне, и монаху, боевой настрой. Служащие Рубедо не могли скоординироваться, а маг огня наконец-таки проснулся, усложнив задачу... всем. Не прыгнешь же в пламя даже ради кучи золотых, предварительно не подумавши.
Громила, замахнувшийся на Данну, явно не был обречён на успех, так как служащая Рубедо могла снова перенестись. Но для этого ей нужна была хоть какая-то передышка, хотя бы пара секунд, и нужно было рискнуть ослабить эту девку, чтобы остановить излечение монаха. Что ещё лучше... вампир сам не желал смерти Эрат, и было бы кстати перенаправить удар громилы на ничтожного жирного монаха.
Морган вылез "из засады" нехотя, но времени было немного. По пути кромсанув руку лезвием, Серафино путём совершенно нечестного пихания свёл удар по Данне на нет, хотя громила не сильно цапанул монаха. Аура, ослабившая магию Эрат, потребовала много крови, и у Моргана чертовски закружилась голова, но это лишь подзадоривало его. Громила ополчился против пирата, решив, что тот хотел украсть у него добычу, и спасло лишь то, что Вайресс оказалась тут как тут и позволила оттолкнуть здорового детину, который смачно плюхнулся на дорогу, бросив 33 проклятья в адрес всего Альтериона. Воспользовавшись суматохой, какая-то дама-вор вонзила кинжал в плечо монаха, причём довольно глубоко, парализовав мышцу и тем самым доставляя колдунишке неприятности. Серафино по самые гланды приспичило всадить Вайресс прямо в глотку гильдейскому, но слабость от потери крови тут сыграла свою роль, затормозив движение. Лезвие всего лишь садануло по кадыку, не смертельно, но явно больно. Оставалось лишь выдавить последнюю капельку крови из этого жирного тела, а потом подкрепиться. Вполне себе хорошая заварушка.

Как говорят бабульки Энгорна - раз по морде дал, вдвойне по своей получишь. Жаль, громилу ожидал немного другой конец. Малефикара с малокровием лучше не трогать - он наплюёт на собственную слабость, пока не перережет тех, кого видит, к чёртовой матери. Девчонка-вор была ой как права. И если бы не волна огня, которую испустил напоследок монах, Моргану бы пришлось бы снова сшибать громилу на землю, прежде чем кромсать. Монах своей дряной магией оставил на теле Серафино не сильные ожоги, но разошлись они по большой площади - от щеки до пальцев правой руки. Спасибо, Единый, что ты меня левшой сделал. Хотя ты порядочная тварь, что впихнул в меня дряную кровь. Скула противно заныла, запах горелой кожи, которым несло с собственного плеча, вызывали не желание ныть, а желание зарезать всё живое. Так, чтобы мать потом по останкам не узнала. Благодаря громиле, Морган оказался не так близко к эпицентру магического огня, поэтому Вайресс быстро оказалась в здоровой руке и врезалась в жирное пузо громилы. Клинок пополз вверх, от желудка к лёгким, а Серафино лишь глухо смеялся над всем этим. С громилой он хотел разобраться потом, после монаха, одного из магов, которых он ненавидел до такой степени, что даже грезил в данный момент Морган не об излечении ран, а о жестокой гибели этого прислужника Рубедо. И плевал пират на отношения с этими "правителями мира", отомстить было раз в триста важнее. Вайресс лениво вырвалась из тела громилы и шумя о дорогу приблизилась к монаху. Серафино резко схватил мага за плечо, сжав собственные зубы до скрипа. Он ненавидел эту тварь всем своим сердцем, и умереть просто так она была недостойна.
- Пойдём, повеселимся, шмарь безбожная.
Плевал Морган на статус монаха. И сказал он эту тупую фразу чтобы маг ответил на звериную рожу малефикара испуганным личиком свиньи, которая готова наложить в любом месте. Серафино потянул из мага кровь, одновременно рисуя крестик на виске монаха. А затем со всей дури вонзил Вайресс в череп жертвы, расколов кость, что само по себе дело непростое. Вытащив мачете из трупа, Морган не остановился, несколько раз пронзив чёртового мага. В живот, разумеется. И только потом склонился над ухом трупа, пожелав тому удачной работы псиной в коляске Сатаны. Пусть монах на том свете развлекается.
Кровь, оставшаяся на лице, не раздражала. Лечить ожоги Морган не собирался, ему всего лишь хотелось сесть. Ну и понять, какого чёрта пропала Данна, которой он фактически спас шкуру. Ведь сучка могла не засчитать этого и обжечь так, что мало не покажется. Хотя... Серафино не был ей врагом. Пока что.
Бошка раскалывалась от былого малокровия и боли, которая, всё же, давала о себе знать. Морган уже привык к магическим ожогам, но тот факт, что какая-то жирная корова Рубедо в нечестном бою оставила это на теле, пирата раздражала. Все татуировки заново набивать.
Малефикар поплёлся в сторону вампира, сильно хромая на больную ногу, которая явно отреагировала на очередное приветствие с магическим огнём, пускай и другого характера. Где-то слышались бредни на языке, который Морган уже когда-то слышал. Но где - он вспомнить не мог. Во сне, только если. Серафино опёрся о мачете, оставшись любоваться зрелищем покусывания Данны. И даже в ладоши похлопал со своей обыкновенной иронией смеясь над вампиром.
- Пока, малый! - Сквозь смех выдавил малефикар, пытаясь уловить суть происходящего.
Картина всё ещё немного плыла.
Моргана слегка трясло, но он ещё держался на ногах. Впервые в жизни хотелось пойти к Валенсио в комнату и лечь, полежать. Ну и обработать все ожоги, которые доставляли массу неудобств. Серафино тихо шикнул, но с места не сошёл. Мало ли вампиру ещё чего от него надобно.

Мысли катились так, что их нельзя было разобрать. Быстрые, стремительные росчерки Идеи, которая завлекла ее, едва не рассыпались на точки, но упорное сознание вновь и вновь соединяло их, пока вдруг не отступила боль.
Идея затихла. Сокрытая от людских взоров и вопросов, она осторожно шарила во мраке щупальцами, проверяя, цело ли сознание, шевелятся ли тараканы мыслей.
Разум, разорванный болью. Было тяжело даже определить, насколько далеко все зашло, какая часть созданной марионетки осталась целой. Играя тенями, Сиаланта собирала детали конструктора осторожно и тщательно, выискивая каждый кусочек так, словно именно он был  ядром. Но ядром была идея.
Энергетические всплески отозвались во всем теле новым витком боли, но это лишь раззадорило ее. Получалось!
Тени разрывали. Тянули кусочки мозаики, вставляя их на место с треском и хрустом. Болью словно раздирая плоть и кости многострадальной оболочке. Нервные импульсы дрожали широкими амплитудами активности. Какофония ворвавшихся в сознание звуков снова наполнила мир ощущением дикой боли, но красный узор уже угасал, въедаясь в кожу словно хищник, забирающийся в берлогу. Он никогда не покинет тело, но по крайней мере сейчас впадал в спячку, позволяя сделать глубокий вдох.
С шипением ворвавшегося в легкие воздуха. Отпускает саднящее горло остывающим металлом, который уже не враг тебе - лишь надоедливый попутчик, внушающий разуму ограничения существования.
Добре.
Это был конец. Боли. Смерть брата Абу, несомненно. Сновидка слабо улыбнулась, еще не вполне ощущая реальность вокруг. Пульсирующее сознание стучало в висках, играя громкостью звуков, силой ощущений, пока все не пришло в норму в один невероятно приятный миг. Сладкая истома насыщения энергией пронзила ее и девушка выгнулась дугой на руках державшего ее вампира, не в силах произнести даже какое-либо подоби звука.
Память рухнула в бездну еще внезапнее, ворвавшись в мир наслаивающимися образами огня, смерти и приторного вкуса красных ручьев, текущих из разрезанной плоти. И опасность, смутноя, ядовитая, текущая откуда-то сзади.
- Морган? - тихо произнесла она еще не набравшим силу голосом, - странными дорогами идешь ты к цели. Если есть она у тебя.
Вряд ли он услышал. Скорее мог бы ее услышать тот, на чьих руках она была сейчас, но сновидка мало задумывалась о логичности. Чистые как слеза младенца мысли пропитывали ее сознание последними импульсами любопытства, подстегнув душу. Губы Сиаланты дрожали, то была нервная дрожь энергии, подпитывающей ее из Либры.
- Да, - она странновато улыбнулась, - теперь все.
Шаг сделан. Если не испрользовать этот шанс - она навсегда останется в заточении и потому сновидка прижалась к тому, что держал ее еще теснее, интуитивно чувствуя его чуждость монахам.
Она была рабыней собственной интуиции.
И до сих пор видела перед глазами, во тьме под маской, ненависть Моргана, плескающуюся в огне его мимолетных грез.

Меньше всего на свете она хотела этого, но сил остановить вампира еще не было. Томная щекотка невероятной слабости прочными цепями охватывала тело сновидки, пока чужие пальцы скользили по ошейнику.
Красный узор заполыхал первым и это было надеждой.
- Tinn cridhe*, - прошептала Сиаланта напоследок, прежде чем стиснуть зубки, подавляя боль.
Так поступали рожденные, но помогло, разве что, совсем немного. Боль крутила и резала, колола иглами все тело так, что она едва могла дышать. А потом ей вновь встретилась смерть и это было прекрасно. Грезы умирающих дали ту самую спасительную соломинку, за которую ухватилось теряющее нити жизни сознание, выживая.
Минуты, растянутые в вечности на невероятно долгие часы, позволили сновидке еще и познать то, что произошло до конца, расставив фигурки на шахматной доске с ювелирной точностью.
И понять, что это их первая встреча с Морганом. Первая - воочию, хотя в жестоких этих словах крылось одно ограничение - она не могла его увидеть, лишь только услышать голос, доносящийся урывками, сквозь гаснущую боль.
Вторая стадия наступила неожиданно даже для нее. Рабы Рубедо редко меняли хозяев и Сиаланта ощущала синий узор лишь однажды - когда ошейник надели на нее впервые и брат Абу коснулся его. С тех пор она знавала только боль.
- Можно я пойду сама, господин, - тихо обратилась сновидка к державшему ее вампиру, почувствовав себя достаточно сильной.
Ее просьбу исполнили не сразу, но едва только твердь земная дала опору шатающемуся тельцу, Сиаланта почувствовала себя значительно лучше. Ей было все равно куда идти, важно было лишь то, что старый, жирный кусок мяса больше не станет держать ее в той комнате. По крайней мере, ее будут держать в другой комнате.
Слишком много смертей, слишком много душ, слишком много грязи. Сновидке хотелось ощутить касание мокрой воды, обволакивающей и приятной. Она не сможет смыть все чужие грехи, но, по крайней мере, даст ощущение покоя. Воровские грешки и мышление презрительного примитива были слишком грубой пищей для той, что стала первой сновидкой на Альтерионе.
Первой рабыней.
Услужливые мысли тут же прокатили безмолвную гордыню на санях прямо в лужу, где и кончился ее путь. Привычки людей были заразны и Сиаланта радовалась тому, что сама была эльфом - так она себя видела. И горела желанием встретиться с сородичами однажды.
Обманутая самой собой оболочка послушно ступала по земле для новых ощущений, не подозревая ни о своем происхождении, ни о том, насколько она, все же, отличается от эльфов.
Возможно, если бы она и осознала или увидела разницу, сновидке было бы легче примириться с тем, насколько чужой была она в мире, но надежда не оставляла ее ни на минуту, даруя забытье злым, тревожным мыслям, что одолевали ее постоянно.
- Уходить нужно вам, - вымолвила она, коснувшись предплечья Того-что-коснулся-ошейника, - оставаться слишком опасно здесь.
Последствия? Что они для той, что была обманута вечностью? Сновидку не интересовали чужие жизни, кроме жизни Хозяина, что была связана с ней. То был эгоистический интерес, продиктованный необходимостью. Если бы она могла снять ошейник, ни одна сила в мире не смогла бы заставить Сиаланту остаться рядом с кем-либо из рожденных.
Сейчас же, все, что она могла - безмолвной тенью стоять рядом, ожидая приказов со смиренным внимание глупой марионетки. В этом была ее судьба.

Ничего интересного и не случилось. Сновидку потащили в ту сторону, куда Морган даже и не ходил ни разу. Ему тупо было неинтересно. Обитель ещё одной кучки кровососов, единственной расы, которая могла ценить малефикаров - что тут такого. Серафино побывал во многих домишках вампиров, один от другого не сильно отличался, не говоря уже о личностях мёртвых. Все, как один - или безумен, или спокоен, как трава в штиль. Ничего любопытного, ничего красивого и ничего мерзкого.
Душа парализована, и ты понятия не имеешь, куда идти.
Наверное, стоит открыть глаза. Пожалуй, так и сделаю.
Я остался единственным чадом, внимание только подстрекает,
Но мне давно уже плевать, предпочитаю верить в удачу.
И когда вопят чертовки-сирены, температура падает до 35,
Я даже не обращаю внимания, что сердце собирается остановиться.
Так к чему это? Каждому нужен кто-то, важен кто-то,
Кто так же ломается и кровоточит, кто ударит по коленям,
Чтобы ты успел вовремя попросить о помощи.
Как бы был Морган рад, если бы Вайресс осталась жива и не давала ему ходить по подобные тёмные дельца. В прочем, после её смерти, весь смысл жизни заключался вот в таких мелких авантюрах, после которых приходилось набивать татуировки заново, так и ещё мучить пару невинных душ, высасывая из них необходимую кровь. Единственное, что реально радует - против малефикара с ложью не попрёшь. Ему плевать, с кого спрашивать необходимый литр. Во всяком случае, Серафино относился именно к таким. Какую бы информацию он не получал, он в неё никогда не верил без доказательств. Просьбы о помиловании только смешили, ничего более. А сейчас самому хотелось немного пожаловаться на собственную судьбу, если бы не личные правила. Морган искренне верил - однажды дал увидеть трещину - и с тех пор тебя будут бить до той поры, пока черепушку не проломит до конца. И это спасало его задницу ни один раз.
За неимением иного места, где можно было передохнуть и обработать рану, Морган поплёлся в сторону таверны, благо, ночь укатала своим чёрным плащом, и немногие обратили внимание на странного проходимца. А от некоторых тупо спасала тряпка на запястье.
Мачете вновь печально заскользило по дороге, в руке оказалась неизменная трость, и только собственная громкая ругань сопровождала пирата в пути. Ну и мысли о том, кем была та сновидка. Может, это была та самая ночная гостья? Тогда, они - квиты. Немая надежда за относительную свободу. Сигара сама разомкнула губы, скрывая тысячи ругательств.

----> Таверна "ТАФ-А"