Сновидка грезила.
Мимолетный романс молодого монаха в огромном соборе, наподобие того, что был давно разрушен в Равенгоре... да только живущие в Энгорне и не видели его, по крайней мере, не все из них...
Огромное витражное стекло пропускало чистые, окрашенные в разные цвета лучи, которые на мраморном полу становились искаженной копией картины пришествия господнего. Или тем, как ее представляли ремесленники Равенгора, к слову, считавшиеся лучшими в Старом Свете.
Мечты молодого монаха были грязными, о том говорили висящие меж высоких колонн обрывки засаленного тряпья и паутина, пустившая невесомые покрывала, кажется, повсюду. Рожденные всегда изливали собственные суждения в свои сны и в данном случае, противоречие инстинктов и воспитания было налицо.
Ошейник не позволял вмешиваться, изменять, поскольку мешать монахам было заказано Мастером, тем, кто управлял ошейником. Сиаланта тепло улыбнулась, вынырнув в реальность Альтериона, в ту самую секунду, что породила скрип ключа в дверном замке.
Данна Эрат, ее эманации и аура. Ее стремления и скрытые ото всех помыслы... не нужно было быть телепаткой, чтобы понять отчужденность посланницы, а точнее одной из относительно важных шишек Рубедо. Но сновидка не сознавала ничего такого, ее собственные побуждения и реакции уподобляли Сиаланту любопытствующему сгустку, который, в данный момент, находился на голодном пайке.
- Здравствуй, дорогая моя. Наконец-то я смогла к тебе пробиться. Эти монахи решили совсем уж тебя здесь похоронить. Но я не позволю им этого, дитя моё. Милая, ты знаешь, кто я?
Сновидка смотрела на звук. Колебания его источника, чистые и приятные, отнюдь не походили на искаженные отражениями от стен, эховые волны, путающие большинство зрячих.
Разумеется, даже Эрат не знала о ней, как о первой из найденных. Ясным было и то, что Сиаланту попросту использовали, не собираясь сдерживать своих обещаний. Но, в какой-то мере, все пришло к своему закономерному концу. Как и предвиделось в одной из возможных линий судьбы.
- Похоронить, - эхом произнесла девушка, подняв руки к ошейнику, а затем и к маске, ощупав их тонкими, бледными пальчиками, - не понимаю я - почему так? Сказала ведь я, что буду лишь то, что говорят мне делать. Слова в ответ были согласные. И неприятное в воздухе что-то, что нарушает суть сказанного ими.
Сновидка не понимала лжи. До ее сознания, упертого и последовательного,ложь была несуществующим понятием и соответствующие слова в речи она воспринимала как лишние. Но ведь каждое из живых существ может почувствовать фальшь в разговоре, уловить тот самый миг, когда с уст собеседника срываются слова, противоречащие его намерениям.
Сиаланта склонила голову набок, как будто хотела рассмотреть гостью по-своему. Сохранившаяся привычка не желала покидать ее, даже несмотря на глухую маску, скрывающую глаза. Тьма была ее работой, промежутком между чужими грезами.
- Кто вы знаю я. И знала всегда, неважным видится мне это. Одно лишь важно - возможность у вас мне помочь коснуться того, что за комнатой этой. Даже если не зреть воочию.
Она жаждала. Нового... увлекающего ощущения исследования, ощупывания. Новых запахов, один из которых донесся однажды до сознания сновидки, взбудоражив что-то в груди, чтобы через минуту рассеяться в воздухе. Ее всегда будоражило новое.
- Жду я и могу ждать веками. Но ожидание это невыносимо, - прошептала сновидка, прежде, чем ее мысли совершили новый виток, - всех эльфов под замком держат разве?
Да, она считала себя эльфом. Быть может, эльфом, что обладал какими-то, нужными Рубедо способностями, но эльфом вполне обычным, для которого мириады временных петель, проведенные в Либре, остались лишь тенью пред рождением, неясными снами.
